С лицом измученным и серым, на белой смятой простыне, как жертва бешеной холеры, лежит коленками к стене. Протяжно стонет, как при родах, трясется градусник в руках. Вся скорбь еврейского народа застыла в суженных зрачках. По волевому подбородку струится пенная слюна. Он шепчет жалобно и робко: "Как ты с детьми теперь одна?.." В квартире стихли разговоры, ночник горит едва-едва. Темно. Опущены все шторы. У мужа...тридцать семь и два... прочитала здесь
Чебаевская Наташа. ...ты, как и прежде, все списываешь на погоду. (Эй, наверху - ветров и дождей - довольно!) ...Когда тебя распинают другим в угоду - это еще не больно, мой славный, еще не больно. С утра - работа, держаться на кофеине.Полуулыбка, небрежное "да...неважно!". Когда тебе кто-то близкий стреляет в спину -это еще не страшно, мой славный, еще не страшно. Вечер..."Люблю!" - срывается полустоном. В прокуренной кухне везде, кроме рюмок - пусто... Когда тебя добивают холодным словом - это еще не грустно, мой славный, еще не грустно.
...ночью без сна, и в холодной, пустой постели подводишь итоги: сдержаться-понять-посметь...Когда тебя мои руки хоть чуть согрели - это еще не смерть, мой славный, еще не смерть.
написано наивно, но ведь не хватает в мужиках чего-то такого
У нас говорят, что, мол, любит, и очень, Мол, балует, холит, ревнует, лелеет… А помню, старуха соседка короче, Как встарь в деревнях, говорила: жалеет. И часто, платок, натянувши потуже И вечером в кухне усевшись погреться, Она вспоминала сапожника-мужа, Как век он не мог на неё насмотреться. – Поедет он смолоду, помнится, в город, Глядишь – уж летит, да с каким полушалком! А спросишь: чего, мол, управился скоро? Не скажет… Но знаю… меня ему жалко… Зимой мой хозяин тачает, бывало, А я уже лягу, я спать мастерица, Он встанет, поправит на мне одеяло, Да так, что не скрипнет под ним половица. И сядет к огню в уголке своём тесном. Не стукнет колодка, не звякнет гвоздочек… Дай Бог ему отдыха в царстве небесном! – И тихо вздыхала: – Жалел меня очень. В ту пору всё это смешным мне казалось, Казалось, любовь, чем сильнее, тем злее, Трагедии, бури… Какая там жалость! Но юность ушла. Что нам ссориться с нею?
Недавно, больная бессонницей зябкой, Я встретила взгляд твой – тревога в нём стыла. И вспомнилась вдруг мне та старая бабка, – Как верно она про любовь говорила!
Я Женщина, и, значит, я Актриса, во мне сто лиц и тысяча ролей. Я Женщина, и, значит, я Царица, возлюбленная всех земных царей. Я Женщина, и, значит, я Рабыня, познавшая солёный вкус обид. Я Женщина, и, значит, я пустыня, которая тебя испепелит. Я Женщина. Cильна я поневоле, но, знаешь, даже, если жизнь борьба, Я Женщина, я слабая до боли, Я Женщина, и, значит, я Судьба. Я Женщина. Я просто вспышка страсти, но мой удел терпение и труд, Я Женщина. Я то большое счастье, которое совсем не берегут... Я Женщина, и этим я опасна, огонь и лёд навек во мне одной. Я Женщина, и, значит, я прекрасна с младенчества до старости седой. Я Женщина, и в мире все дороги ведут ко мне, а не в какой-то Рим. Я Женщина, я избранная Богом, хотя уже наказанная им...
Дела шли хорошо, но неизвестно куда... Новая жизнь начинается именно в тот момент, когда для старой внутри больше нет места.
Если вдруг от тебя отвернется Человек так любимый тобой И в глаза тебе засмеётся И махнет на тебя рукой Не молчи, не смей унижаться Закаляй своё сердце в борьбе И сумей тогда засмеяться, Когда хочется плакать тебе
автор неизвестен, найдено на просторах интернета.
Дела шли хорошо, но неизвестно куда... Новая жизнь начинается именно в тот момент, когда для старой внутри больше нет места.
Не совсем женская поэзия, но меня как впечатлило в 13 лет, так до сих пор и не отпускает.
Я при жизни был рослым и стройным, Не боялся ни слова, ни пули И в привычные рамки не лез,- Но с тех пор, как считаюсь покойным, Охромили меня и согнули, К пьедесталу прибив "Ахиллес".
Не стряхнуть мне гранитного мяса И не вытащить из постамента Ахиллесову эту пяту, И железные ребра каркаса Мертво схвачены слоем цемента,- Только судороги по хребту.
Я хвалился косою саженью - Нате смерьте! - Я не знал, что подвергнусь суженью После смерти,- Но в обычные рамки я всажен - На спор вбили, А косую неровную сажень - Распрямили.
И с меня, когда взял я да умер, Живо маску посмертную сняли Расторопные члены семьи,- И не знаю, кто их надоумил,- Только с гипса вчистую стесали Азиатские скулы мои.
Мне такое не мнилось, не снилось, И считал я, что мне не грозило Оказаться всех мертвых мертвей,- Но поверхность на слепке лоснилась, И могильною скукой сквозило Из беззубой улыбки моей.
Я при жизни не клал тем, кто хищный, В пасти палец, Подходившие с меркой обычной - Опасались,- Но по снятии маски посмертной - Тут же в ванной - Гробовщик подошел ко мне с меркой Деревянной...
А потом, по прошествии года,- Как венец моего исправленья - Крепко сбитый литой монумент При огромном скопленье народа Открывали под бодрое пенье,- Под мое - с намагниченных лент.
Тишина надо мной раскололась - Из динамиков хлынули звуки, С крыш ударил направленный свет,- Мой отчаяньем сорванный голос Современные средства науки Превратили в приятный фальцет.
Я немел, в покрывало упрятан,- Все там будем! - Я орал в то же время кастратом В уши людям. Саван сдернули - как я обужен,- Нате смерьте! - Неужели такой я вам нужен После смерти?!
Командора шаги злы и гулки. Я решил: как во времени оном - Не пройтись ли, по плитам звеня?- И шарахнулись толпы в проулки, Когда вырвал я ногу со стоном И осыпались камни с меня.
Накренился я - гол, безобразен,- Но и падая - вылез из кожи, Дотянулся железной клюкой,- И, когда уже грохнулся наземь, Из разодранных рупоров все же Прохрипел я похоже: "Живой!"
И паденье меня и согнуло, И сломало, Но торчат мои острые скулы Из металла! Не сумел я, как было угодно - Шито-крыто. Я, напротив,- ушел всенародно Из гранита.
1973 Надо еще слушать в исполнении автора:
У меня такое чувство, что всё, что я здесь пишу - постоянно кто-то читает...
Когда я был маленьким, я ненавидел носить зимой шапку. Но вот я вырос — и теперь ненавижу вообще всё.
А я скучаю по тебе. Я так скучаю! А я твой образ в самом сердце берегу. А я считаю дни и ночи. Я считаю. Но нашей встречи всё дождаться не могу.
А ты, наверное, давно всё позабыла. А ты, наверное, не помнишь обо мне... Всё зачеркнула... Стёрла... Удалила... Сожгла слова на медленном огне.
А я скучаю по тебе. Я так скучаю! Хочу в глаза твои бездонные смотреть. А я мечтаю о тебе. Я так мечтаю! Я так хочу своим теплом тебя согреть.
К упругой коже нежно прикоснуться И ощутить её пьянящий аромат... В твои глаза, как в омут окунуться И губ твоих отведать сладкий яд.
А я скучаю по тебе. Я так скучаю! И каждый вечер мой безумно одинок. А я мечтаю о тебе. Я так мечтаю Пролиться ласковым дождём у твоих ног.
Тебя укутать белоснежным покрывалом И тёплым ветром пробежаться в волосах. И сладко-нежным поцелуем запоздалым Растаять медленно на трепетных губах.
А я скучаю по тебе. Я так скучаю! Но понимаю – ничего не изменить. И я не знаю. К сожалению, не знаю, Как мне заставить своё сердце не любить.
Снежинки тают за окном. Снежинки тают. И только ночь опять со мной наедине. Я вспоминаю твои губы, вспоминаю... Вот только ты совсем не помнишь обо мне.
Не позвонишь и в Аську не напишешь. И не ответишь на мои звонки. Душа кричит, но ты её не слышишь. И мне в ответ гудки... гудки... гудки...
Напрасно ждать! Надеяться на чудо... Молчание – безжалостный ответ. И я твержу, что я тебя забуду... Только надежды всё не гаснет свет.
Холодный вечер в одиночестве встречаю. И твоё имя, как молитва, на снегу. А я скучаю по тебе. Я так скучаю! И ничего с собой поделать не могу...
Игорь Терентьев igor-ter(a)newmail.ru
Дела шли хорошо, но неизвестно куда... Новая жизнь начинается именно в тот момент, когда для старой внутри больше нет места.
Не оставляйте женщину одну, Чтоб на нее не возводить вину. За смех и за ее беспечный вид, Что прикрывает горечь всех обид. Не оставляйте женщину одну. Свободную, но все-таки в плену. В плену чужих настороженных глаз, Что так ее преследуют подчас. Чтоб не искать в своем дому следов Чтоб не чинить по глупости судов Чтоб не будить сомнения струну, Не оставляйте женщину одну...
Восьмое марта кончилось... Мужчина Мой, ты спишь? Я чай пью - полуночница, а ты себе храпишь... Эх, день был замечательный! И всё вместилось в нём: пол-утра лень постельная, прогулка под дождём, беседы про искусство и недетское кино, неразбериха с чувствами, и красное вино, и первые подснежники, приветы от друзей, и руки очень нежные, и счастье быть твоей... Ты что там заворочался? Проснулся... Чтоб сказать: "Восьмое марта кончилось! Забудь. Мне в 7 вставать!"
Вот допустим, ему шесть, ему подарили новенький самокат. Практически взрослый мальчик, талантлив и языкат. Он носится по универмагу, не разворачивая подарочной бумаги, и всех вокруг задевает своим крылом.Пока какая-то тетя с мешками по пять кило не возьмет его за плечи, не повернет лицом, и не скажет надрывным голосом с хрипотцой : "Дружок, не путайся под ногами, а то ведь в ушах звенит." Он опускает голову,царапает "извини" и выходит. Его никогда еще не ругали.
Потом он растет, умнеет, изучает устройства чайников и утюгов. Волосы у него темнеют, он ездит в свой Петергоф, он рослый не по годам, и мать за него горда и у первого из одноклассников у него пробивается борода. То есть он чувствует, что он не из "низких тех", в восемнадцать поступает в элитнейший Политех и учится лучше всех. Но однажды он приезжает к родителям и застает новорожденную сестренку и сестренкину няню. Она говорит: "Тихо, девочка спит." Он встряхивает нечесанной головой и уходит и тяжко сопит, он бродит по городу, луна над ним - огромный теплый софит. Его еще ниоткуда не выгоняли.
В двадцать пять он читает лекции, как большой, его любят везде, куда бы он ни пошел, его дергают, лохматят и теребят, на е-мэйле по сотне писем "люблю тебя", но его шаблон - стандартное черта-с два, и вообще надоела, кричит, эта ваша Москва, уеду туда где тепло, и рыжее карри. И когда ему пишут про мучения Оль и Кать, он смеется, и сообщает: "мне, мол, не привыкать".Он вообще гордится тем, что не привыкает.
И, допустим, в тридцать он посылает всё на, открывает рамы и прыгает из окна - ну,потому что девушка не дала или бабушка умерла или просто хочет, чтобы про него написали "Такие дела", или просто опять показалось, что он крылат - вот он прыгает себе, попадает в ад, и оказывается в такой невероятно яркой рыже-сиреневой гамме. Всё вокруг горят, страдают и говорят, но какой-то черт ворчит: "Погоди еще." и говорит: "Чувак, не путайся под ногами." И пинает коленкой его под зад.
Он взлетает вверх, выходит, за грань, за кадр. Опирается о булыжник, устраивается на нем уютно, будто бы на диванчике. Потом поднимает голову. Над головой закат. И он почему-то плачет, и тычется носом в пыльные одуванчики.
А она говорит - мой милый, создай мой мир, чтобы он нас одевал, чтобы он кормил и чтоб был совсем не населен людьми. мы с тобой туда убежим, удерем и дверь за собой запрем. а то тут я уже без жил, сижу, голова, как трюм с умирающим дикарем.
А она говорит - ну ладно трюм, можно кораблем, Без проблем, давай команды, верти рулем, За золотым руном За сибирской стройкой. Просто вместе мы работаем птицей-тройкой. А я в одиночку - птицей-говоруном.
Говорит - мой круг уже создали, разве же ты глупей? Сделай мой мир почище, поголубей, А если там кто появится - ты убей. Научи треску солить и супы варить. И подпрыгивать на бегу.. Потому что я могу только говорить. А я уже не могу.
А она говорит - я так устала... глаза по шестнадцать тонн А море лижет меня своим теплым ртом, А я испереживалась, куда же ты подевался. А ты вот из кожи в облако переодевался, хороший мир, создай его, изреки, а мы проснемся, как водится, по звонку...
А он молчит и медленно гладит ее, прикасаясь к каждому позвонку, как будто перебирает камушки из реки.
Белла Ахмадулина * * * Теперь о тех, чьи детские портреты вперяют в нас неукротимый взгляд: как в рекруты, забритые в поэты,те стриженые девочки сидят. У, чудища, в которых всё нечетко! Указка им — лишь наущенье звезд. Не верьте им, что кружева и чёлка. Под чёлкой — лоб. Под кружевами — хвост. И не хотят, а притворятся ловко. Простак любви влюбиться норовит.Грозна, как Дант, а смотрит, как плутовка. Тать мглы ночной, «мне страшно!» — говорит. Муж несравненный! Удели ей ада. Терзай, покинь, всю жизнь себя кори. Ах, как ты глуп! Ей лишь того и надо: дай ей страдать — и хлебом не корми! Твоя измена ей сподручней ласки. Не позабудь, прижав ее к груди: всё, что ты есть, она предаст огласке на столько лет, сколь есть их впереди. Кто жил на белом свете и мужского был пола, знает, как судьба прочна в нас по утрам: иссохло в горле слово, жить надо снова, ибо ночь прошла. А та, что спит, смыкая пуще веки,—что ей твой ад, когда она в раю? Летит, минуя там, в надзвездном верхе, твой труд, твой долг, твой грех, твою семью. А всё ж — пора. Стыдясь, озябнув, мучась, напялит прах вчерашнего пера и — прочь, одна, в бесхитростную участь жить, где жила, где жить опять пора. Те, о которых речь, совсем иначе встречают день. В его начальной тьме, о, их глаза,— как рысий фосфор, зрячи, и слышно: бьется сильный пульс в уме. Отважно смотрит! Влюблена в сегодня! Вчерашний день ей не в науку. Ты — здесь ни при чем. Ее душа свободна. Ей весело, что листья так желты. Ей важно, что тоскует звук о звуке. Что ты о ней — ей это всё равно. О муке речь. Но в степень этой муки тебе вовек проникнуть не дано. Ты мучил женщин, ты был смел и волен, вчера шутил — не помнишь нынче с кем. Отныне будешь, славный муж и воин, там, где Лаура, Беатриче, Керн. По октябрю, по болдинской аллее уходит вдаль, слезы не уронив,— нежнее женщин и мужчин вольнее, чтоб заплатить за тех и за других. 1973
Моё настроение никогда не зависит от пмс, погоды, людей или обстоятельств. Оно зависит только от гребаного хренпоймичего!
Девочка-антисобытие. Девочка-хокку. Во мне не хватает четвертой строки. Ищу по наитию рецепт идеального мокко, готовить который всё не с руки. Квадратная комната. Ноль фотографий. И снится сплошной Амстердам. ...а у Евы любовь на всю биографию. Звали её - Адам...
Девочка-крайность. Словарь орфографии. Близорукая... минус один. А у девочки радостей - игра в мафию и комом десятый блин. На правой коленке - фамильная родинка. И нездоровый взгляд. ...а Ева искала, кому продать родину, из яблок гнала яд...
Девочка-джаз. В голове-ветер с сахаром. Снег разбивает колени и нос. Если когда-нибудь справлюсь с характером, с вас килограмм апельсиновых гроз. Девочка-сон. Аметистовый вымысел. Тот еще самурай. ...а Еву тошнит по ночам компромиссами. Ева не верит в рай...
Ксения Желудова
Моё настроение никогда не зависит от пмс, погоды, людей или обстоятельств. Оно зависит только от гребаного хренпоймичего!
Идёт принцесса, обходит лужи - Спешит принцесса готовить ужин. Придет на кухню, поставит кофе - Дела принцессы не так и плохи. Закурит в кресле - увы, привычка, Печально глядя на пламя спички. Две чашки кофе потом, и книга - И снова вечер короче мига. Постель принцессу прижмёт, со вздохом - И та ответит коротким - охом. Погасит лампу - свою подругу - На службу завтра и вновь - по кругу. Мерцает светом вечерний город, Идёт принцесса, шагает гордо. Ничья - владыка, ничья - невеста, Да, да, без трона и королевства. Ведь так бывает: родишься где-то, Глядишь, ошибся - не та планета.
(Валерий Кислый)
И все же за все это время Солнце ни разу не сказало Земле: «Ты мне должна». Гляди, что делает такая любовь. Она освещает небо. Руми